Расхождение во мнениях Представьте себе такую картину: Ванда приезжает домой на весенние каникулы и решает заставить своего отца, тучного мужчину средних лет, последовать ее примеру и начать вести здоровый образ жизни. Ежедневно она пробегает не менее пяти миль, а ее отец говорит, что его любимый вид спорта — «упражнения с телевизионным пультом». Ванда размышляет: «Что я должна делать, чтобы заставить папу оторваться от дивана? Подвигнуть его на действия, не требующие большой нагрузки, например на ежедневную прогулку, или постараться вовлечь в его в занятия ритмической гимнастикой и бегом? Может быть, если я предложу ему регулярно выполнять физические упражнения, он пойдет на компромисс и начнет делать хоть что-нибудь. А вдруг он скажет, что я — ненормальная, и все останется по-прежнему? » Как и Ванде, социальным психологам приходится учитывать разные варианты. Расхождения во взглядах рождают дискомфорт, а дискомфорт подталкивает людей к изменению своих суждений (вспомните описанное в главе 4 влияние диссонанса). Исходя из этого можно предположить, что чем сильнее разногласие, тем заметнее будут перемены. Но ведь коммуникатору, сообщающему информацию, которая лишает душевного комфорта, может быть и отказано в доверии. Те, кто не согласен с выводами, сделанными ведущим теленовостей, считают последнего необъективным, неточным и не заслуживающим доверия. Люди более восприимчивы к выводам, «не превышающим их порога приемлемого» (Liberman & Chaiken, 1992; Zanna, 1993). Так что вполне возможен и обратный результат: чем заметнее расхождение во мнениях, тем меньше изменение.
Третий этап связан с эпохами Возрождения и Просвещения (XVI — первая треть XVIII в.: условно от «Утопии» Мора до «Завещания» Мелье и «Философских писем» Вольтера). В это время рабовладельческие утопии исчезают, а феодальные отходят на второй план, уступая место буржуазным и особенно социалистическим (Мор, Кампанелла и др.). Утопизм наряду с религиозными концепциями будущего становится идеологией буржуазных революций XVI—XVII вв. В нем впервые ставится проблема связи между социальным и научно-техническим прогрессом (Ф. Бэкон). Четвертый этап охватывает остальные две трети XVIII в. (условно от Мелье до Бабёфа). Он отличается от предыдущего резким разрывом с религией и эсхатологией, использованием достижений западноевропейской философии нового времени (Ф. Бэкон, Гоббс, Декарт, Спиноза, Локк и др.), тесной связью с идеологией просветительства (Вольтер, Руссо, Монтескье, Гольбах, Гельвеции, Дидро, Лессинг, Гёте, Шиллер, Джефферсон, Франклин, Новиков, Радищев и др.), а также более четким характером конкретных программ политической борьбы. Последнее относится не только к утопиям Морелли и Мабли, но и в особенности к утопиям Великой французской революции (Бабёф и др.). Даже «общинная» по форме утопия Руссо объективно приобрела в этих условиях характер мелкобуржуазной эгалитаристской утопии. Вновь растет число феодальных утопий (Новалис, Щербатов), но сохраняется и усиливается преобладание буржуазных и особенно социалистических.
Помимо опыта ранней социализации и продолжающего оказывать свое воздействие на протяжении всей жизни двойного стандарта сексуальности на наши проявления сексуальности оказывают влияние и общепринятые мнения, касающиеся того, какие формы сексуального поведения являются приемлемыми. Хотя понимание «нормы» в сексуальных отношениях в последнее годы и подверглось определенным изменениям, некоторые представления до сих пор оказывают мощное воздействие на проявления людьми своей сексуальности. Как мы уже не раз говорили в этой книге, в нашем обществе широко распространено представление о том, что сексом является собственно половой акт, при котором пенис вводится в вагину. Вера в то, что любой хороший и нормальный секс должен заканчиваться половым актом и что женщины предпочитают «ударный» половой акт всему остальному, еще более ограничивает наше сексуальное поведение (Tiefer, 1999). Распространенная тенденция рассматривать половой акт как синоним секса приводит к тому, что женщины нередко не получают требуемой им стимуляции, а на мужчин накладывается обременительная и порождающая тревогу ответственность. Сексуальный терапевт Леонора Тьефер (Leonore Tiefer) отмечает, что пристальное внимание, уделяемое современным медицинским препаратам, укрепляющим эрекцию, таким как «Виагра», способствует усилению акцента на роли полового акта. «Я бы настаивала на том, чтобы на каждый доллар, затрачиваемый на совершенствование фаллоса, приходился доллар, затрачиваемый на помощь женщинам в разрешении жалоб на неумение их партнеров целоваться, проявлять нежность, разговаривать в постели, соблюдать личную гигиену и на отсутствие самой общей эротической подготовки. Очень многие мужчины и сегодня не умеют танцевать, читать любовные стихи, выполнять эротический массаж клитора или менять подгузники ребенку, так чтобы мама могла хоть немного отдохнуть» (Tiefer, 1995, р. 170). Сексуальный терапевт Берни Зильбергельд (Bernie Zilbergeld) описывает, каким образом люди лишают себя многих чувственных удовольствий: «Многие мужчины на вопрос, нравится ли им касаться своей партнерши, или то, как партнерша касается их, отвечают, что они не знают, потому что все их мысли заняты тем, как бы поскорее перейти к половому акту. Таким образом, мы (мужчины) сами лишаем себя удовольствия и возможности испытать все виды стимуляции, необходимой для получения полноценного наслаждения в сексе» (1978, р. 5). Хотя коитус, безусловно, является важной составляющей сексуальных отношений, он представляет собой лишь одну из альтернатив, а вовсе не единственный, основной или лучший способ получения сексуального наслаждения. Озабоченность своим «профессиональным уровнем» На протяжении человеческой истории сексуальности приписывались различные цели. Наиболее часто называлось продолжение рода. Другой целью считалась физиологическая разрядка мужчин, обеспечение которой входило в обязанности женщин. После того как удовольствие, получаемое женщиной, начало рассматриваться как правомочный аспект сексуальных контактов, женский оргазм, а в идеале — одновременный оргазм, был провозглашен новой целью сексуальных отношений. Сегодня, когда женская сексуальность привлекает все больше и больше внимания, вагинальный оргазм, множественный оргазм и стимуляция пятна Графенберга (см. главу «Сексуальное возбуждение и реагирование») рассматриваются как важнейшие составляющие сексуального опыта (Kohn & Kaplan, 2000). Современное отношение к сексуальности часто гласит: «Секс — это хорошо и для мужчин и для женщин, поэтому вы должны научиться заниматься им» (LoPiccolo & Heiman, 1978, p. 56). В результате то, что должно делаться легко и с удовольствием, становится работой. «Озабоченность своим профессиональным уровнем» может препятствовать естественному сексуальному возбуждению и достижению оргазма вследствие ослабления приводящих к ним приятных ощущений. А это, в свою очередь, вызывает еще более сильную тревогу за то, что "у меня что-то не работает"» (Ellison, 2000; Rowland et al., 1996). Произвольные определения сексуальности, налагающие на секс внешние стандарты успеха и провала, ограничивают возможности индивидов и пар. Такие установки мешают им определить на основании собственных чувств, что является удовлетворительным лично для них (Leiblum, 2001). Кроме того, временные сексуальные проблемы, связанные с неспособностью достичь оргазма или эрекции вследствие усталости или просто оттого, что человек находится «не в настроении», могут вызывать такую тревогу или озабоченность, что становятся в итоге источником хронических проблем (Edwards, 2000c). Озабоченность своим собственным уровнем или реакцией партнера либо и тем и другим одновременно может превратить временные трудности в серьезную проблему. Если один партнер эмоционально или физически отстраняется и начинает винить себя или испытывать опасения за будущее отношений в результате ослабевания сексуальных реакций другого партнера, в следующий раз проблема может еще более усугубиться. Это произойдет из-за страха пред очередным повторением этой же проблемы. Индивиды или пары могут также намеренно избегать сексуальной активности, пытаясь защитить себя от чувства неловкости или ощущения своей несостоятельности. Ведь они чувствуют себя не способными соответствовать произвольно навязанным стандартам (Slowinski, 2001).
