Характерные особенности женщин — жертв изнасилования Хотя жертвой насильника может стать женщина любого возраста, более 50% американок, переживших изнасилование, сообщили, что впервые они подверглись насилию в возрасте до 18 лет, а 22% женщин в тот момент еще не исполнилось 12 лет (рис. 14.1). Тот факт что, еще не достигнув возраста 18 лет, женщина пережила изнасилование, чрезвычайно повышает вероятность, что в будущем оно повторится (Nishith et al., 2000; Tjaden & Thoennes, 1998). Рис. 14.1. Возраст женщин в момент, когда они впервые подверглись изнасилованию Как уже отмечалось, уровень зарегистрированных изнасилований имеет культурологические особенности. Азиатки — жительницы островов Тихого океана сообщают о совершенных изнасилованиях значительно реже, чем белые американки и афроамериканки. Женщины испанского происхождения реже заявляют о насилии над ними, чем другие. Среди коренных американок (скво)/коренных жительниц Аляски уровень зарегистрированных изнасилований намного выше, чем в других группах (Tjaden & Thomas, 1998). Тем не менее Косс и его коллеги (1987) выявили, что уровень изнасилований в различных этнических группах приблизительно одинаков, если учитывать при этом социоэкономический статус (SES). То есть женщины с более низким социоэкономическим статусом чаще становились жертвами сексуального нападения во всех этнических группах. Полученные данные не стали сюрпризом, поскольку люди, живущие в нищенских условиях, чаще становятся жертвами разного рода преступлений. И все же, учитывая наличие таких противоречивых данных, необходимо продолжать исследования, чтобы достоверно установить, существуют ли культурологические и расовые различия распространенности изнасилований в нашем обществе, и если да, то в чем их причина. Характерные особенности мужчин — жертв изнасилования Хотя в подавляющем большинстве случаев жертвами изнасилований становятся женщины, согласно существующим данным, около 3% мужчин подвергались сексуальным нападениям (Tjaden & Thoennes, 1998). Наиболее высокому риску сексуального нападения подвергаются гомосексуалисты, заключенные и военнопленные (Carlson, 1997). Сексуальное насилие над мужчинами
Каким будет старт российской альтернативистики, заявившей о своем существовании не только книгой И.В. Бестужева-Лады «Альтернативная цивилизация» (1998)? Это зависит от того, какое внимание будет уделено данной проблематике в условиях, когда, мягко говоря, не до нее: выжить бы России в ближайшие годы, а уж потом думать о выживании человечества в ближайшие десятилетия. Но «первые ласточки» уже пытаются сделать «альтернативную весну: в 90-х гг. появились серии монографий Н.Н. Моисеева («Как далеко до завтрашнего дня...», 1994 и 1997; «Быть или не быть человечеству?», 1999); В.Л. Иноземцева («За пределами экономического общества», 1998, «Расколотая цивилизация», 1999) и др. Что касается их многочисленных западных коллег, то из них трудно выделить сколько-нибудь общепризнанных лидеров типа Германа Кана для «технооптимистов», Аурелио Печчеи для «экопессимистов» или Алвина Тоффлера, которого, в известной мере, правда, можно отнести к предтечам альтернативистики. На память приходят разом несколько десятков имен одинаково первоклассных авторов, перечислять которые здесь — значит намного выйти за рамки лекции, а упомянуть лишь некоторых — значит обидеть остальных. Скажу лишь, что по сравнению с глобалистикой здесь намного выше процент сравнительно молодых (от 25 до 40 лет) авторов и еще выше — процент авторов-женщин, сильнее предрасположенных к проблематике именно альтернативистики. Что ж? Молодежь, да еще женского пола — это не так уж плохо для старта нового направления междисциплинарных исследований. Чтобы альтернативистика — в противоположность глобалистике — не выглядела совсем уж безликой, сошлемся в качестве иллюстрации на две-три выдающиеся работы, которые произвели наибольшее впечатление в ряду двадцати-тридцати столь же выдающихся из двухсот-трехсот первоклассных трудов.
Роберт Бэрон и его коллеги экспериментально изучили влияние социальной поддержки на поляризацию (Baron et al., 1990). Исследователи спрашивали у пациентов стоматологической клиники при Университете штата Айова, считают ли они зубоврачебные кресла «удобными» или «неудобными». Затем кто-то из испытуемых слышал, как экспериментатор спрашивал: «Простите, доктор X, что вам ответил последний пациент?» Врач слово в слово повторял слова, только что услышанные от больного. По окончании опроса пациенты должны были оценить кресло по шкале от 150 до 250. Пациенты, которые слышали высказывания в поддержку их мнения, оценили кресло более высоко, чем те, которые такой поддержки не получили. Когда мы просим людей (как я ранее просил вас) предсказать реакцию остальных на дилеммы, подобные «дилемме Элен», то обычно сталкиваемся с плюралистическим неведением: наши собеседники не знают, кто еще поддерживает социально более предпочтительную рекомендацию (в данном случае — написание романа). Как правило, индивид посоветует писать роман, даже если шансы на успех не более 4 к 10, но скажет, что большинство остальных потребуют более высокой степени вероятности — 5 или 6 к 10. Когда же начинается обсуждение, большинство его участников обнаруживают, что, вопреки собственным ожиданиям, не «затмевают» других. Напротив, некоторые из этих других даже опережают их и более решительно настаивают на написании романа. Обнаружив это, люди, освободившиеся от сдерживавших их групповых норм, которые они неверно трактовали, выражают свои предпочтения более решительно. (Дополнительная информация о неверном толковании точки зрения окружающих представлена в рубрике «Проблема крупным планом».) Проблема крупным планом. Неверные суждения о том, что думают другие люди Вероятно, вы можете припомнить такой случай из собственной жизни: вы и ваш знакомый (или знакомая) хотели бы пойти куда-нибудь развлечься, но каждый боится сделать первый шаг, полагая, что другому это может быть вовсе не интересно. Такое плюралистическое неведение характерно для начальной стадии отношений (Vorauer & Ratner, 1996).