Субъективно потребности репрезентируются в виде эмоционально окрашенных желаний, влечений, стремлений, а их удовлетворение – в виде оценочных эмоций. Потребности обнаруживаются в мотивах, влечениях, желаниях и прочем, побуждающих человека к деятельности и становящихся формой проявления потребности. Если в потребности деятельность по существу зависима от ее предметно-общественного содержания, то в мотивах эта зависимость проявляется как собственная активность субъекта. Поэтому раскрываемая в поведении личности система мотивов богаче признаками и более подвижна, чем потребность, составляющая ее сущность. Воспитание потребностей - одна из центральных задач формирования личности. ПОТРЕБНОСТЬ: КЛАССИФИКАЦИЯ - одна из самых популярных классификаций потребностей принадлежит X. Меррею. Потребности делятся прежде всего на потребности первичные и потребности вторичные. Различаются также потребности явные и потребности латентные; эти формы существования потребности определяются способами их удовлетворения. По функциям и формам проявления различаются потребности интровертные и потребности экстравертные. Потребности могут проявляться на действенном или вербальном уровне; они могут быть эгоцентрическими или социоцентрическими. ПОТРЕБНОСТЬ: ОПРЕДМЕЧЕНИЕ - процесс «узнавания» потребностью своего предмета. В элементарных формах известен как запечатление (импринтинг). Опредмечение - очень важное событие: в этом акте рождается мотив. Мотив и определяется как предмет потребности. Можно сказать, что через опредмечение потребность получает свою конкретизацию. Поэтому мотив еще определяется как опредмеченная потребность. Вслед за опредмечением деятельности и появлением мотива резко меняется тип поведения - оно обретает направленность, зависящую от мотива. В процессе опредмечения обнаруживаются важные черты потребностей: 1) первоначально очень широкий спектр предметов, способных удовлетворить заданную потребность; 2) быстрая фиксация потребности на первом удовлетворившем ее предмете. ПОТРЕБНОСТЬ АГРЕССИИ (потребность в агрессии) - психоаналитическое понятие, введенное А. Адлером в 1908 г. для объяснения поведения агрессивного. По его мнению, основой такого поведения выступает стремление к власти, в свою очередь обусловленное побуждением к преодолению чувства неполноценности. Если же потребность в агрессии подавляется, это приводит к появлению чувства страха, рассматриваемого как один из ведущих признаков невроза.
Как повелось в СССР, рекомендации были положены под сукно. О них надолго забыли. А напомнить как следует было некому. Потому что — тоже как повелось в СССР — специалисты по проблемам алкогольной ситуации разделились на два смертельно враждующих лагеря: сторонники немедленного введения «сухого закона» («алкофобы» или «алконавты», по прозвищам, данным им противниками и сторонники постепенного распространения более высокой культуры потребления спиртного, по западным стандартам («алкофилы», или «бормотологи», по ответным прозвищам со стороны их противников; последнее трудно переводимо на иностранные языки и происходит от фольклорного термина «бормотуха», которым обозначаются самые низкие и вредные сорта спиртного). Я не принадлежал ни к одному из них, и поэтому мне жестоко доставалось от обоих. Горький опыт «сухого закона» в России, США и Финляндии в 20-х гг. наглядно показывал, что любая авантюра подобного рода изначально обречена на провал и лишь обогатит «теневую» экономику, т.е. стоящую за ней мафию. С другой стороны, любая попытка за несколько лет приобщить скифскую алкогольную цивилизацию к стандартам средиземноморской (для чего странам Северо-Западной Европы понадобилось, для примера, несколько веков) напоминает попытку за тот же срок перевести Россию с русского языка (или США — с английского), скажем, на эсперанто. То есть в обоих случаях заведомо гибельная утопия. Тем не менее, именно борьба новоявленных «остроконечников» и «тупоконечников» (помните лилипутов Свифта?) составила все содержание попыток решения алкогольной проблемы на протяжении первой половины 80-х гг. К середине 80-х гг. верх одержали сторонники «сухого закона», печатно пригвоздившие своих оппонентов к позорному столбу. Вот почему, когда правительство Горбачева в поисках первых, возможно более эффективных шагов начинавшейся «перестройки» решило одним махом преодолеть действительно серьезную алкогольную проблемную ситуацию, оно выбрало «сухой вариант» — при этом самый глупый из всех возможных.
— Кого мы освобождаем от ответственности и кого должны освобождать от нее? Когда судьям и присяжным следует принимать во внимание умственную неполноценность или определенный синдром (синдром женщины, которую систематически избивает муж; синдром человека, ставшего в детстве жертвой насилия, или синдром участника боевых действий)? В уголовных делах психологические факторы могут влиять на принятие решений, касающихся ареста, проведения допросов, выдвижения обвинения, ведения переговоров о заключении сделки или признании вины, вынесения приговора и досрочного освобождения. Четыре из пяти уголовных дел, поступающих в окружные суды США, не доходят до суда (US Department of Justice, 1980). Поэтому большую часть своего рабочего времени адвокаты «тратят не на словесные баталии в заде суда, а на переговоры в совещательной комнате» (Saks & Hastie, 1978, p. 119-120). Но даже и в совещательной комнате они, принимая решения, не упускают из виду возможное решение проблемы присяжными и судьей. <Зал суда — это поле битвы, на котором адвокаты и судьи сражаются за умы присяжных. Джеймс Ранди, 1999> Независимо от того, доходит ли разбирательство до вердикта присяжных или нет, социальная динамика в зале суда имеет важное значение. Поэтому давайте рассмотрим две группы хорошо изученных факторов:
